Из Венеции в Кадом. С венизом

РОССИЯ, которая при Петре буквально ворвалась на европейский рынок, по мнению государя, не могла позволить себе такой роскоши: ввозить из-за границ все необходимое - от пушек до "розоватых брабантских манжет". Уже тогда было замечено, что такой российский импорт способен стать причиной разорения землепашества и едва ли не заводов и мануфактур Империи. Петр тенденцию уловил, опасность почувствовал и издал указ (благо, что в те времена царские указы в отличие от нынешних президентских безропотно выполнялись). Как пушки научились отливать сами и парусину ткать в Хамовниках, так и кружева было приказано плести не хуже венецианских в Кадоме.

Через моря и реки, собрав и бережно уложив в дорожную котомку иголки, нитки да кружева, несколько монахинь добрались из Венеции в Кадом. Ознакомились не без удивления с красотами местной Швейцарии и приступили к делу. Стали обучать местных женщин, так не похожих на итальянок, - синеглазых да круглолицых, плести иглой сказочные узоры.

Такова легенда о возникновении кадомского вениза - уникальной игольчатой вышивки белым по белому, только в названии которой угадывается имя далекой столицы дожей - Венеции. Почему выбор пал именно на Кадом - уже тогда затерянную в лесах глубинку да место царевой ссылки еще со времен Ивана Грозного, об этом легенда умалчивает. Может, подвернулся государю под горячую руку кто-то из местных дворян, кого царь то ли наказал, то ли облагодетельствовал новым госзаказом. А может, перехватил у Петра Алексеевича выгодный государев заказ разворотливый местный купчишко. Об этом нам остается только гадать.

Но вениз порожден потребностями российского рынка. Поощрение полезных, новых видов производства, промыслов и товаров было составной частью господствовавшей тогда в Европе экономической концепции меркантилизма. Вениз начал развиваться почти три века назад как кустарный промысел, таковым и оставался до самой революции. Даже когда в XVIII в. крепостничество, государственное регулирование пронизали всю российскую промышленность, промыслы продолжали жить по законам капиталистического рынка. Именно из них выросло производство ивановских ситцев, павловопосадских шалей и кузнецовского фарфора. Кадомский вениз из этой же породы.

Советская власть кустарничества не терпела. В 1927 г. 25 вышивальщиц объединили в промыслово-кооперативную артель "Пробуждение", ставшую со временем просто швейной фабрикой. Через 30 лет продукция предприятия была представлена на международной выставке в "кружевной Мекке" - Брюсселе и в Монреале. К тому времени кружево перестало быть основной продукцией "Пробуждения". В то же примерно время ушла навсегда из жизни другая вышивка - филейная. Расшивали тогда ею шторы, салфетки, покрывала она и дамские перчатки. Мы уже и представить себе не можем, какими они были, и с трудом припоминаем, как называются кружевные дамские перчатки без пальцев. Оказывается митенками. Они вновь недавно вошли в моду. Только в Кадоме их давно уже не выпускают: забыли, как это делается. Отказались от них по одной простой причине - дорого, изделия не находили сбыта. Продукция кадомских мастериц всегда была предназначена для людей обеспеченных, относилась к предметам роскоши. И никак не хотела приспосабливаться к неприхотливому советскому быту. Надобность в кружевных изделиях, выполненных в технике вениза, надолго отпала. Только музеи изредка закупали изделия кадомских вышивальщиц, да делались заказы для выставок народного творчества.

К концу 70-х годов опомнились наконец и занялись возрождением вениза. К этому времени он на русской почве разительно изменился. Уже не "гуляка праздный" венецианец. Земля рязанская, знаменитая своей уникальной яркой, многокрасочной вышивкой, такой традиции не знала. Российские крестьянки никогда не украшали свои сарафаны и рубахи венизом, как, впрочем, и ростовским золотым шитьем. В этом уникальность судьбы вениза - народного промысла, родившегося в Новое время. Русские вышивальщицы выдумали белошвейные узоры на снежной белизне полотна, внесли в орнамент российские мотивы, обогатили технику игольчатой вышивки, имитирующей плетеное кружево. И все же вениз нетрадиционен. И возродить его удалось только потому, что были живы еще вышивальщицы, знавшие, как творить это чудо на полотне, остались в музеях да старинных сундуках вещи, вышитые венизом.

Так или иначе, но в 1984 г. четыре модели женских блузок из маркизета, отделанные ручной и машинной вышивкой, были выставлены на ВДНХ. Сразу же посыпались заказы - из самых разных больших и малых городов, от Москвы до самых до окраин. Те блузки из маркизета были лишь каплей в море тогдашней кадомской продукции. Здесь шили женские халаты, платья, пододеяльники, детскую одежду... Фабрика, относящаяся к предприятиям народно-художественных промыслов, работала на поток, целеустремленно расширяла производство. Намеревались открыть даже филиалы в районах. Тогда же пытались расширить и рынок сбыта. Блузки из Кадома появились, например, в Чехословакии, но продавались там по ценам гораздо ниже тех, что в Союзе. Такое сотрудничество было невыгодно, от него отказались. Ни о каком самостоятельном выходе на внешний рынок не могло быть и речи.

Но после 1992 г., когда в России возродился интерес ко всему народному и русскому - от лаковых матрешек до павловских платков - в первую очередь у хлынувших в страну иностранцев, столичными магазинами была востребована и кадомская продукция. А тут и приватизиация подоспела. И в Кадоме появились "покупатели" от фирмы "Алиса". Помните такую? "Алиса" предложила потрясающие воображение перспективы творцам кадомского вениза. Вот тут-то директор фабрики Николай Дмитриевич Ренин встрепенулся, почувствовав опасность грядущего закабаления, - уж очень много всего и сразу обещали столичные гости. На собрании коллектив решил не продаваться "Алисе", а выкупить фабрику самим за счет собственной прибыли. Так "Пробуждение" стало ТОО "Кадомский вениз", в коем качестве до сих пор и пребывает по существу.

Ренина сразу окрестили в патриархальном Кадоме "хозяином" и "новой буржуазией". А "новый буржуа" мотался по городам и весям в поисках ткани, ниток, фурнитуры, а главное - заказов и сбыта. Он, конечно, глотнул свободы и, как потомственный кадомчанин, мечтал о возрождении высокохудожественного промысла. К тому же фабрике, как предприятию народно-художественного промысла, был предоставлен ряд льгот по налогообложению, но при условии, что не меньше половины продукции будет именно с венизом. Проблемы со сбытом дорогой по местным меркам продукции из оторванного от цивилизации Кадома возникли почти сразу же. Попытка выйти на зарубежный рынок не привела к успеху. Мы почему-то наивно верили тогда, что нас ждут на западном рынке с распростертыми объятиями. Но не знали, как к такой уникальной ручной работе относиться: как к товару или как к раритету. Одна американка купила страшно дорогую по тем временам блузку с венизом и написала Ренину в письме: "Не знаю, что с ней делать - носить или повесить на стену и любоваться?" Вениз, рожденный рынком, был почти загублен поточным производством, а под диктатом нового рынка мог погибнуть вовсе.

В середине 1995 г. директора Ренина с фабрики попросили, мотивировав свою просьбу тем, что не очень у него получается руководить фабрикой в новых экономических условиях. Так решил трудовой коллектив. У нового руководства фабрики, "из недр трудового коллектива" вышедшего, дела пошли не очень хорошо. Точнее, совсем нехорошо. Полностью был сокращен участок ручной вышивки, не было заказов, а поточная швейная продукция сбыта не находила. Николай Ренин успел за полтора года заняться автоизвозом, поработать замом главы районной администрации и вернулся на "Вениз" после настоятельных просьб родного коллектива в самом конце 1996 г. К тому времени работали здесь меньше ста человек, точнее, не работали. Пригласили обратно мастериц-вышивальщиц. Сели они снова за пяльцы корпеть над полотном, покрывая его узором сантиметр за сантиметром.

Но тогда снова и снова задавал себе Ренин вопрос: что должно стать главным? Какая продукция? Отделывать столовое и постельное белье машинной вышивкой умеют лучше нас в Турции и Китае. Белые блузки очень хороши на манекенщицах, но не более того. Они не стильны, не шикарны, они не на острие моды. А современный, переполненный барахлом и стильным товаром рынок надо повергнуть к ногам, удивить. Нет в Кадоме Славы Зайцева или Валентина Юдашкина. Шить вещи, используя современные ткани и фурнитуру технологично, избавляя продукцию от налета провинциальности, в заштатном Кадоме некому.

Совсем недавно одна зарубежная дама попросила Ренина отделать венизом блузку, только сделать ее в единственном экземпляре. Директор согласился на заказ, оценил его в 10 тыс. рублей (бешеные по кадомским масштабам деньги) и даже набрался смелости взять залог. Художники работали, мастерицы вышивали так долго, что заказчица уже не чаяла дождаться. Дождалась. Только кроить и шить вышитое полотно в Кадоме не решились. Вещь просилась быть стильной, а классных модельеров не оказалось.

Зато есть художницы - свои, кадомские, получившие специальное образование далеко за его пределами. Их на фабрике две. Ольга Грачева по возрасту считается молодой, по опыту - вовсе нет. Ее и уговорил Ренин придумывать не скромные воротники, а прекрасные настенные панно, которые достойны встать в один ряд с произведениями подлинного искусства, да к тому же и украсить собой любой самый изысканный офис или квартиру. И сверкают на них белизной многоглавые храмы, сказочные жар-птицы и драконы, цветы и русалки. Стоят они по местным меркам дорого - от 10 до 15 тыс. рублей, а по столичным тратам пустяки - 300, а то и 500 долларов. Появились в последние годы у "Вениза" заказчики, состоятельные ценители редкого, уникального, а значит, "крутого" и престижного товара - ручного кружева.

Сегодняшние кадомские мастерицы, среди которых, кстати, много совсем молодых девчат, не могут позволить себе приобрести для дома, для семьи расшитые кружевом скатерти да салфетки, а уж тем более - настенные панно, потому что лучшие мастерицы получают на фабрике в месяц по 500 рублей, а не долларов. Николай Ренин за последние годы смог завести свою страничку в Интернете, опубликовать вениз во всероссийском каталоге изделий народных промыслов. Все это после побед и дипломов на разных выставках. Но торгует пока своей продукцией, по существу, поштучно, по индивидуальным заказам. Есть несколько точек сбыта в Москве, две-три - в Рязани. Но на успех на всяческих торговых выставках-ярмарках он особенно не рассчитывает. Туда привозит то, что шьется на конвейере, - костюмы, платья, столовое и постельное белье с машинной вышивкой. А вениз - для души, для вечной, как мир, красоты.

Вместе с Николаем Дмитриевичем мы вошли в небольшую светелку (иначе не назовешь), где трудятся вышивальщицы. Для меня осталось непостижимым, как можно делать это руками. А девушки уверяют меня, что вышивке их износу нет. Да вот беда: перестали в России выпускать маркизет. Выпускали на единственной петербургской ткацкой фабрике да бросили. Работают в Кадоме на старых запасах, а потом пойдут на поклон к иноземным ткачам. Спрашиваю: а стирать такую салфетку можно? Можно, отвечают девчата, в кадомских сундуках такие изделия хранились столетиями, передавались от матери к дочери.

Может, эта способность к выживанию и поможет венизу. И доживет он до тех времен, когда мы, придя в себя после многолетних потрясений, сможем не только возмечтать о красоте, но и тратить на нее деньги. Большие деньги. Она того стоит.

Ирина Сизова
07.12.1999
Независимая газета